Ты так ждал сына, а родилась дочь. В тот день, когда жену и дочку выписали из роддома, ты сломал ногу. Везунчик!
Ты был в травмпункте, а тетушки и бабушки разглядывали щекастого младенца и наперебой предлагали имена. И уже выбрали. Тут приковылял ты на костылях, сказал:
- С ума сошли?
И назвал имя, которое теткам и в голову не пришло. И добавил:
- Только так.
Спорить не стали.
Твоей дочери есть что вспомнить. 14 лет абсолютно счастливой жизни.
Вы с ней клеили воздушного змея. Тогда не продавали готовых. Рейки, калька, которую надо было намочить, чтоб она лучше натянулась. Твоя жена участвовала: выделила для змеиного хвоста какие-то яркие атласные тесемки. И не жалко было.
Ваш первый змей запутался в телеграфных проводах. Дочка плакала. А змей еще долго висел там, трепыхался на ветрах, мок под дождями, сох на солнце. Истрепалась калька, перекосилась и потемнела реечная рама, куда-то подевался поблекший хвост. Дочка не любила ходить мимо этого места. Как-то нехорошо делалось. Даже не то что неприятные воспоминания, скорее – дурное предчувствие.
Правда, потом были еще змеи – более удачные. Но этот, первый, все равно не забывался.
Ты играл с ней в индейцев. Мастерил лук и стрелы. Вы собирали голубиные и вороньи перья, зубной пастой разрисовывали лица – боевая раскраска.
А выращивание кристаллов соли в трехлитровой банке? А попытки самостоятельно изготовить телескоп? А надувание воздушных шариков водородом? В пузырек с кислотой помещался кусочек цинка (полоски цинка обдирались с плоских батареек, раздетые батарейки валялись на балконе), на горлышко пузырька надевался шарик. Водород выделялся, шарик надувался. Какая это была кислота, цинк ли это был, о водороде ли вообще речь – твоя дочь уже не помнит. Шарики все равно больше размера сардельки не надувались и ни в какое синее небо не летели.
Твоей жене казалось, ты занимаешься чем-то ненужным. Тогда как забота обо всём нужном лежит на ней, в том числе и забота о тебе самом. За тобой надо было ухаживать, как за тамагочи…
Ей порой надоедало это: трехлитровые банки, валяющиеся испорченные батарейки…
Она собирала вас с дочерью на улицу, погулять. Пока она спокойно приберется. В след вам кричала: «Мороженое ей не покупай! Она только переболела!»
- Конечно, - говорил ты.
И едва вы поворачивали за угол, покупал мороженое: дочке – два, себе – четыре.
Домой вы возвращались еще более близкими людьми: у вас была совместная тайна.
А телевизор. Передача «Вокруг смеха» с Александром Ивановым. Вы с дочерью врастали в кресла, ржали громко, до слез. Жена, чувства юмора лишенная напрочь, удивлялась: «Что смешного, на понимаю»…
Хоккей. Третьяк, Харламов, Мальцев, Петров, Михайлов. Мышкин. 6:0 с вечно жующими чехами. Хоккей показывали очень поздно. Жена укладывала дочь и сама отправлялась спать. Дочь не спала: сова с детства. После первого тайма ты заходил в ее спальню, заворачивал в одеяло, и нес к телевизору: в перерывах показывали мультики. Тоже про хоккей: смешные хоккеисты с круглыми носами… Спать уже можно было не ходить и разговаривать в голос, жена спала крепко, но каждое утро не забывала пожаловаться на бессонницу.
Когда дочери было четырнадцать, вы развелись с женой. И еще три года жили в одной квартире, изводя друг друга скандалами. После очередной шумной ссоры, вы спали по разным комнатам. Она – в кайфе, что попила тебе крови, ты – в стрессе и усталости.
В детской маялась дочь. Про нее родители как-то забыли, они были слишком заняты собой. Она узнала, что такое действительно бессонница. Жалость к отцу и матери, слезы, боль от хлестких, непривычных для уха слов. Взрослеющий, требующий внимания к себе организм… Она вставала, выходила на улицу. Во дворе был небольшой детский бассейн. Она наматывала круги вокруг него. До сих пор помнит собственные следы на свежем снежке: один круг, два, три…
Ты стал жить в небольшом низеньком деревенском домике на окраине. Вокруг – такие же домики, и в каждом втором продают технарь. Тебе не пришло в голову бороться с наследственностью: твой отец был нерядовым алкоголиком.
Пьянство бывает разное. Кто-то пьет некоторое время, потом некоторое время болеет, потом просыпается и понимает: как прекрасна жизнь. И энергия бьет из него, и он что-то делает с жадностью, созидает с радостью. Другой пьет, и такое творчество из него прет от этого допинга.
Ты пил не конструктивно. Ты не творил, не созидал, ты разрушал себя.
Сколько времени прошло, прежде чем ты вынырнул? Тебе показалось: надо продолжать жить. Ты, золотые руки, могущий починить все, от элементарного карманного фонарика до телевизора, который, казалось, на том свете обыскались… Ты, у которого в руках все работало, который чинил все и всем и никогда не брал за это денег? Ты открыл заднюю крышку привезенного тебе для ремонта телевизора и остолбенел. Ты думал, что телевизоры до сих пор ламповые. Как обращаться с этим – ты не знал. Ты как-то не думал, что, пока ты пребываешь в другом измерении, жизнь не стоит на месте. Она шла, и ушла очень далеко. Ты понял: не догнать. Ты стал не нужен обществу. И вообще никому. Единственное, что не отвергало тебя, был алкоголь. Верный друг.
Дочь? Что дочь… она приезжала к тебе, но она видела: ты выбрал. Ты выбрал не ее. И все труднее было ей смотреть на тебя. Ты не выходил из измененного сознания. Ты был как тот, первый, воздушный змей: любимый, находящийся на глазах, но недосягаемый, медленно и верно разрушающийся.
Ты пил и ложился. Вставал, пил и опять лежал… А потом почувствовал, что отказали ноги. Ты вспомнил своего отца, который пролежал парализованным семнадцать лет. Но с ним все время была его жена, а у тебя жены не было. Кому нужен безногий тамагочи? Ты сильно испугался и умер.
Сегодня ровно три года, как тебя нет.
Когда ты родился, мать хотела назвать тебя Вячеславом. Имя определяет? Возможно, все было бы иначе. Но твой отец сказал: «У нас на деревне дурачок был, Вячей звали». Твоя мать не стала перечить, она была тихой женщиной.
Если б не твой отец, я была бы Вячеславовна.
2006
